– Это никто не мог предвидеть, – вспылил Длинный. – У нас были прекрасные результаты и показатели. Мы…
– Аллото, прекратите, – приказал верховный. – Мы все это уже слышали и не раз. Но только ваши рассказы нас пока ни к чему не привели.
– Хорошо, – сказал он Винченцо. – Если ты поможешь нам поймать особей, то я выполню твои условия. – На конгрессе ты будешь моим катор-к-каром, со всеми вытекающими последствиями по комфортной жизни для тебя. А потом ты вернешься в тюрьму, но я обещаю позаботиться об улучшении твоего пребывания там. Тебя устраивает такое предложение.
– Ну не то, чтобы устраивает, но вполне сносно, – себе под нос пробубнил Винченцо. – А можно еще мне на конгресс такой костюм красивый, чтобы значит он как белый такой длинный пиджак, потом тут так сужается…
– Хватит!!!! – верховный гневно стукнул кулаком по столу. – Отвечай на вопросы. Как особи проникнут на конгресс? Или ты это делаешь прямо сейчас или я отменяю все договоренности и лично позабочусь о том, чтобы тебя казнили сегодня же.
– Ну хорошо, хорошо. – Винченцо в знак примирения выставил руки перед собой. – Давай уже перейдем к делу. Я лично только за. Я всегда говорил, что сначала надо решить все дела, а уж потом заниматься ерундой. Правда же, аллото?
– Итак, – тут же быстро продолжил он, видя, что верховный потянулся к коммуникатору. – Что мы имеем: вся партия прислужников, служащая прикрытием для сестер уничтожена, тут уважаемый аллото отработал на удивление грамотно, – Винченцо снова встал с кресла и поклонился, только теперь уже Длинному. Правда тот, почему-то комплименту не обрадовался, а лишь скривился от отвращения.
– Естественно интересующие вас особи в утилизатор не попали – они слишком хороши для этого. Итак, они сбежали и стали думать, как же им попасть на конгресс. Других партий прислужников со станции «Приют» на конгресс не планировалось, поэтому у них осталась одна единственная возможность туда попасть… – Винченцо многозначительно замолчал.
– Это притвориться прислужниками гостей конгресса, – быстро выпалил он за секунду до того, как верховный разразится очередной гневной триадой. – То есть вам всего лишь то и надо, проверить всех гостей с прислужниками человеческой расы, которые попадут на конгресс со станции «Приют». Все это есть в их декларациях и легко находится в базах данных службы безопасности Империи… даже я могу найти, – после небольшой паузы добавил Винченцо и теперь уже встал с кресла, чтобы раскланяться всем, находящимся в комнате вульфондам, будто он только что закончил важный конгресс.
– И я настоятельно бы вам рекомендовал, уважаемый верховный… – добавил Винченцо, видя, что его собеседники молчат, очевидно от того, что поражены простотой решения их сложнейшего вопроса. – …брать этих особей живьем. Скорее всего на конгресс их проникнет совсем немного, и каждая из них станет величайшей ценностью. Особенно если их вы тоже сделаете своими катор-к-кароми и будет разгуливать в их сопровождении на конгрессе, поражая вашей осведомленностью некоторых высокопоставленных придворных Императора…
– И кстати, – добавил он, видя, как в предвкушении описанной им картины загорелись глаза верховного. – Я тоже знаю немало и тоже могу быть очень полезным спутником… эээ… вернее катор-к-каром…
Посетив пару мероприятий, Джон понял, что вся его задумка о том, что, хотя бы разведать ситуацию, провалилась точно так же, как и вся их миссия на этом злосчастном конгрессе. Несмотря на то, что он понимал всех вокруг, ответить ни на имперском ни на универсальном языке никому не мог, не вызвав к себе подозрения. Переводчик прекрасно справлялся с расшифровкой чужих посланий, но придать нужные интонации своей речи не мог – если бы Джон заговорил, то всем бы сразу стало понятно, что он пользуется устройством перевода – и это выглядело бы странным, что верховный вульфонд не знает язык Империи. А универсальным языком Джон просто толком еще не овладел и побаивался его использовать.
Возможно, молчание и полный игнор всех подряд могло показаться еще более странным, но тут Джона прекрасно спасало амплуа высокомерного верховного изгоя, считающим выше своего достоинства разговаривать со всякой челядью.
Да у него и на самом деле не было никакого желания общаться здесь хоть с кем-то. Все его мысли постоянно возвращались к последнему бою и к гибели товарищей, а еще он постоянно переживал о своих близких и друзьях, оставшихся на Коридоре. Они там сейчас ждут и надеются, что их спасут, но он ничего не в состоянии сделать.
И как он вообще мог подумать, что у него получится провернуть такую масштабную операцию? Как вообще можно было поверить в то, что он сможет спасти все человечество?
Время от времени Джон ловил себя на мысли о том, что становится все более и более солидарным с Корнелюком и все сильнее и сильнее начинает ненавидеть хитрого проходимца Винченцо, надоумившего их вляпаться в такую авантюру. Хотя, почти всегда, поразмышляв немного, он понимал, что Винченцо во всем оказывался прав, а в том, что с ними случилось виноваты они сами. Но обвинять себя было так тяжело, и мысли о том, что во всем виноват Винченцо постепенно завладевали сознанием все больше и больше.
Так Джон и проводил почти все время – сидя в одиночестве в своем шикарном гостином номере и рассуждая кто виноват. Никуда ходить он больше не намеривался, даже на церемонии регистрации и открытия конгресса идти уже не хотелось. Все что оставалось – это просто высидеть положенное время в номере, а потом потихоньку улететь отсюда и начать готовиться к экстренной эвакуации людей со Спектра и Коридора.